Ручаться нельзя, что история эта правдива. Однако сами посудите: если некто каждое воскресенье ходит в церковь, разве станет он в субботу врать первому встречному? Вот этот аккуратный ходок в церковь и поведал данную историю, он поклялся, что всё в ней святая правда и что произошло это как раз, когда в виргинской речке под странным названием Коровий Выгон он удил рыбу. В то время по берегам этой речки городов ещё было мало, всё пространство покрывали леса и болота.

- Так вот, - рассказал он, - стояло тёплое погожее утро, и я отправился на реку, чтобы поудить рыбку.

Пошли мы, стало быть, вдвоём - я и моя старшая дочь Кэрол, которая была великая охотница до рыбной ловли, почти что как я. Я нёс удочки, а Кэрол - корзину, сплетённую ею из ивняка. А в корзине той было полно всякой снеди, да ещё кувшин золотистого вина из одуванчиков, какое её мамаша приготовила прошедшей весной. Каждую весну она готовила вино из одуванчиков, и вот вам моё честное благородное, никто лучше её не умел его делать во всей Виргинии.

Насчёт живца мы не беспокоились, потому как червяка я мог изловить везде, а то и лягушку. Их всюду пруд пруди.

Так мы и шли, покамест не добрели до реки. Выбрали местечко, сели. Вот тут-то я и вспомнил о наживке.

"Кэрол, - говорю я, - нам бы живца теперь!"

Уселись мы так уютно, точно кролики под кустом, и до того неохота мне было подниматься. Гляжу я вокруг, нельзя ль чего нибудь вырыть поблизости, как вдруг замечаю старушку мокасинную змею. Лежит неподалече, а в пасти у ней жирненькая такая лягушка, и она её вот-вот заглотнёт.

"Эх, была не была! Что змея её заглотит, что на живца я её возьму, для неё всё едино", - подумал я.

Стало быть, встал я, нашёл палку вроде рогатки, прижал змею к земле и вытащил у неё из пасти лягушку нам на живца.

Палку потом выбросил, а старушка мокасинка поглядела на меня с таким укором, что я почувствовал, будто виноват перед ней. Пасть у неё была всё так же разинута, а глаза ну впрямь молили меня о чём-то.

Да-а, вы ж знаете, человек я богобоязненный и сердобольный, не могу видеть, когда живая тварь страдает. Лягушку ей отдать я, понятное дело, не мог, потому нужна она мне была самому. А рядом стоял кувшин с одуванчиковым вином, который Кэрол вытащила из корзины, чтоб не упал, не пролился. И недолго думая я плеснул глоток прозрачного одуванчикового сока прямо в глотку старой мокасинке.

Ай-ай-ай, вы бы посмотрели на неё! Только не убеждайте меня, что змеи улыбаться не могут, слово даю, эта старая мошенница расплылась в самой что ни на есть счастливой и благодарной улыбке.

Я себя больше не чувствовал виноватым, раз змея теперь глядела счастливой, и сел удить рыбу. Рыбы было много, и мы с Кэрол вскорости наловили её целую гору. Она лежала прямо на траве, а Кэрол всё трещала, не закрывая рта, это она унаследовала от своей матери, а та если начнет говорить, так словно речка журчит.

Я её вполуха слушаю и вдруг чую - кто-то легонько толкает меня в ногу. Быстро оборачиваюсь, а это мокасинная змея тыкает меня хвостом. Сама голову задрала, а во рту у неё опять лягушка!

Ах ты, дождик косой! Снимите с меня шляпу, загоните на чердак и уберите лестницу, коли я не верно понял.

Стало быть змея говорит мне на своём змеином языке: "Видишь, хозяин, я принесла тебе другую лягушку, так дай ты мне, ради Бога, ещё глоток этого одуванчикового сиропа!"

Ну куда мне было деваться? Человек я сердобольный, а потому взял я у неё из пасти лягушку и налил ей туда глоток одуванчикова вина. Но потом я дал ясно понять этой мокасинке, что больше в лягушках не нуждаюсь, а в одуванчиковом вине очень даже нуждаюсь для поддержания сил.

Змея поглядела на меня так грустно, но уползла, ничего не сказала.

Мы с Кэрол много наловили тогда и домой отправились с полной корзиной рыбы.

С тех пор я никогда не хожу удить рыбу без кувшина одуванчикова вина, а потому о наживке могу не беспокоиться, сами понимаете.